Когда язык лишь средство


Хамдам Закиров

[Suomi]



Редко в истории случаются дни, становящиеся четким разделителем двух реальностей, двух эпох. Таким днем ​​стало 24 февраля 2022 года. 

Многое осталось в довоенном времени, в том числе и идея русскоязычной части этой антологии. Её целью было представить финскому читателю новую российскую поэзию. Однако в разгар ожесточенных боев, бомбежек и артобстрелов, после Мариуполя, Изюма и Бучи, ракетного удара по вокзалу в Краматорске и многих других чудовищных подробностей российской агрессии против Украины это показалось нам невозможным. 

Но появилась совершенно другая идея. Мы решили представить вам поэтов, чье творчество развивается и впитывает влияния в разных этнических, языковых, культурных и исторических средах; поэзия, которая пишется на русском языке, но, в силу вышеозначенных причин, а также стилистических, к примеру, особенностей обособляется или осознанно удаляется от русской поэтической традиции.  

Наши авторы – представители разных поколений, разных стран, разных поэтических стилистик. Ни один из поэтов, участвующих в этом сборнике, не живет в России. Все они родились, жили или живут в бывших республиках Советского Союза, а ныне – в независимых странах. Никто из них не воспринимает свою идентичность как «русскую». При этом язык их письма – язык русский – является лишь средством выражения, не более чем инструментом для осуществления поэтического высказывания.  

Четверо наших авторов имеют украинские корни. Трое из четырех сейчас живут в Украине. После российского вторжения трое из четырех отказались от русского и перешли на украинский язык письма.  

Кроме украинских авторов, в подборке представлены также поэты из Азербайджана, Казахстана, Латвии, Узбекистана и Эстонии.  

Этой небольшой антологией нам хотелось не только представить финскому читателю новых авторов, но и показать, что русский язык не является прерогативой лишь «великой русской литературы». Это общее заблуждение, свойственное не только интересующимся «русской литературой», каких в Финляндии много. Это заблуждение практически повсеместно распространено и среди славистов, специалистов по русскому языку, литературе и, шире, культуре. Как в Финляндии, так и по всему миру.

В рамках вступительной статьи мы не будем углубляться в вопросы антиколониального и антиимпериалистического, пытаться смотреть на представленные здесь тексты сквозь призму деколониальной оптики или с той или иной точек зрения постколониальной теории. Но мы надеемся, что наша антология, творчество представленных в ней авторов привлекут к себе внимание любителей поэзии и специалистов, и будут поводом начать дискуссию о «нерусской» поэзии на русском языке в том числе и через призму деколониальности. 

Пока, насколько нам известно, разговор о влиянии колониального на литературу (как самой метрополии, так и некогда колонизированных Россией «окраин») в мировой славистике практически не поднимался. 

В России и постсоветских странах деколониальный дискурс чаще всего занят борьбой с имперским мышлением, типичным «образом другого», явной или неосознанной ксенофобией. Это, безусловно, тоже немаловажно. Потому что колониальная оптика обнаруживается не только в текстах русских авторов 18-19-го веков, но и в публичных высказываниях многих современных российских писателей и поэтов.  

Вспоминается недавний случай, когда российский востоковед пишет про необходимость правильного использования названий страны Кыргызстан и города Алматы (Казахстан). На что ему оппонируют, что привычные и устоявшиеся с советских времен названия Киргизия и Алма-Ата являются нормами русского языка, и не зависят от того, что эти названия были официально изменены в вышеупомянутых независимых государствах. (Эти «нормы русского языка», судя по всему, так сильно устоялись только по отношению к бывшим советским и российским окраинам, которые никто в России упорно не желает называть колониями. Ведь никто там, насколько нам известно, не пытается упорно называть Буркина-Фасо или Кот-д’Ивуар их старыми названиями.) 

Другой пример: российский литературный деятель, перебравшийся жить в одну из стран Балтии, поучает в соцсетях местных русскоязычных журналистов правописанию антропонимов, ссылаясь на учебники журфака МГУ тридцатилетней давности. А контраргументы русскоязычного журналиста о давно сложившихся в этой балтийской стране традициях написания фамилий, называет «регионализмом». 

Или то, что вспоминали недавно мои знакомые украинские поэты. Когда в середине 90-х годов они приехали в Москву на литературный фестиваль, в кулуарах им несколько раз приходилось вступать в дискуссии о том, что они пишут не на местечковом, устаревшем или «искаженном» русском, как воспринимали украинский язык некоторые их российские коллеги. В 2022 году мы увидели, что довольно распространенный все эти годы в России взгляд на украинский язык, как на «региональный» русский, дорос в итоге до попытки геноцида украинского народа. 

Отчасти продолжает эту тему свежий пример из дискуссии в фейсбуке, где российский издатель, давно живущий вне России, и сейчас активно помогающий украинским беженцам, тем не менее продолжает писать об украинских авторах, пишущих на русском языке, как о «русских поэтах». Спор возник вокруг его рецензии на одну из «антивоенных» поэтических антологий, в которой он называет авторов из Беларуси и Украины, пишущих на русском, «русскими поэтами из Украины / Беларуси», или использует термин «русско-украинский» и «русско-белорусский». И продолжает дискутировать даже тогда, когда два украинских автора требуют от него удалить это определение от своих имен… 

И последний пример, который, возможно, должен был быть в самом начале этого текста. Потому что в каком-то смысле с него начинается история этой антологии. 

В 1998 году Шамшад Абдуллаев написал для готовившейся тогда интернет-странички «характеристику» ферганской поэтической школы (двое из авторов этой узбекистанской «школы» представлены в нашей антологии). Первым пунктом значилось: «ориентация на средиземноморскую и отчасти англосаксонскую поэзию, минуя русскую литературу».  

Публикация этой характеристики вызвала скандал. Который, конечно, был бы значительно больше, существуй в те времена соцсети. Автор получил несколько писем, в которых знакомые российские литераторы высказывали ему свою обиду и даже негодование. В российском литературном пространстве возникла даже целая дискуссия о том, следует ли считать «ферганскую поэтическую школу» школой русской поэзии или нет. Часть литературоведов в своих статьях склонялась к тому, что «ферганская школа» не может называться русской поэзией. Спасибо уж, что причиной не называлось этническое происхождение авторов. Причина была в стилистике (западной, верлибр) и в содержательной части (восточной, с многочисленными азиатскими подробностями, терминами и словами). Другие литературные деятели настаивали на том, что «ферганская школа» – это школа именно русская… Чье мнение было более колониальным?

Примечательно, что, как часто и бывает в подобных случаях, у самих авторов из Ферганы никто ничего не спрашивал. 

Дабы упредить споры и препирательства – в конце концов, поэзия ферганским авторам была важнее политики и публицистики – эту, вызвавшую такие страсти, часть фразы было решено убрать.  

Итак, авторы из далекого Узбекистана более четверти века назад заявили, что путь развития их поэтического языка минует русскую литературу.  

С годами таких авторов становилось все больше. Но в целом их – тех, чьи тексты развиваются в стороне от русской поэтической традиции – немного. И число их, скорее, неуклонно падало. Новые поколения всё чаще выбирали языки тех стран, в которых они родились и живут. А после развязанной Россией войны, число пишущих на русском языке, по крайней мере среди молодых, будет еще меньше. Мы не уверены, что будущее русского языка за пределами России может быть таким же, как судьба английского, испанского или арабского языков и литературы на них в странах, некогда входивших в Британскую и Испанскую империи, Арабский халифат.

Тем интереснее познакомиться с нашими авторами и их творчеством. Познакомиться с феноменом, который интересен со всех точек зрения. И который (добавлю в скобках: возможно) уходит.